Незнакомец опасливо покосился на Генку, стоящего чуть поодаль, потом – на ублюдков, которые лежали на холодном асфальте у ног Смычка, и снова – на самого Костю, грозного и пьяного, но, кажется, дружелюбного.
Медленно, явно опасаясь подвоха, бедолага сжал протянутую ладонь в своей. Сталкер ухмыльнулся и рывком поднял мужчину; тот даже болезненно скривился от такого резкого подъема. Привалившись к ближайшей стене, он тяжело дышал через рот и держался за живот обеими руками.
– Идти сможешь? – встревоженно поинтересовался Костя.
Мужчина, не глядя на спасителя, отрывисто кивнул.
– Может, тебя проводить? – предложил Смычок.
Гена скорчил недовольную мину. Ему совсем не улыбалось таскаться с помятым мужичком, а потом еще и Костю сопровождать до дома.
К счастью, потерпевший и сам не очень-то хотел разгуливать по городу в компании двух подвыпивших незнакомцев, хоть те и выручили его из беды.
– Да я сам… как-нибудь… – пробормотал мужичок и медленно вдоль стеночки побрел прочь из переулка. – Спасибо… вам.
– Не за что, – охотно откликнулся Смычок.
Он повернулся к племяннику и, пьяно улыбаясь, сказал:
– Ну вот и почистили маленько… карму-то.
– Дядя Костя!
Смычок невольно вздрогнул. После стычки в переулке он до того ушел в себя, что и думать забыл о племяннике – брел себе в направлении дома, рассматривая придорожные фонари и стоящие на обочине автомобили.
– Чего тебе, Генка? – мягко спросил Костя.
– Так, а куда именно отец с дядей Мишей отправились?
– Слушай, ну сколько ты об этом будешь спрашивать?
– Так ты ни разу не ответил, вот я и спрашиваю… – разочарованно буркнул Заяц.
Взгляд Смычка затуманился. Костя невольно вспомнил, как в последний раз виделся с Гришкиным отцом – буквально накануне того злосчастного похода, в котором сгинул не только он сам, но и его старый подельник Голубь.
– «Губка» там, – тихо, но твердо сказал Колотушка, глядя на Смычка исподлобья.
– Это откуда такая информация, Жень? – нахмурился Костя.
– Из непроверенных источников. – Колотушка покосился на Мишу. – Голубь на хвосте принес, типа.
Тот лишь фыркнул и глотнул коньяка из грязного стакана.
– Я бы, честно сказать, без особой надобности в Бердск хрен сунулся, – покачал головой Смычок.
– Да ты вообще в Зону не ходок, по сути, – равнодушно пожал плечами Женя. – Так, по верхам иногда собираешь крохи. Дальше Маяка и не забредал, поди?
– А какой смысл дальше лазать?
– Какой смысл! – хмыкнул Колотушка.
Голубь тоже не сдержал улыбки.
– Понимаешь, брат, – сказал Женя, наклонившись к сидевшему напротив Смычку, – то, что до Маяка, уже излазили вдоль и поперек. Все, что только можно, нашли и продали. А вот за Маяком чуток поинтересней. Не всякий рискнет в самое сердце Зоны отправиться, а потому весь жир, надо думать, именно там. В том числе и пресловутая «губка», про которую все без конца трындят, но никто так никогда и не видел.
– Если ее никто не видел, с чего ты взял, что она где-то в Бердске?
Колотушка бросил вопросительный взгляд на Голубя, тот, нахмурившись, покачал головой.
– Прости, брат, – со вздохом сказал Женя. – Закрытая информация.
На том их разговор о грядущей вылазке и закончился. Выпили помаленьку еще и разошлись.
– Дядя Костя, ты в порядке? – обеспокоенно спросил Гена.
Голос племянника снова вернул Смычка в реальность.
– Да, Ген, нормально все, – буркнул он. – Задумался просто.
– Так и не вспомнил?
– Нет, племяш, не вспомнил, – соврал Смычок. – Может, он и не рассказывал мне ничего? Пьян я был тогда, хуже чем сегодня. Потому, наверное, только и помню, как в «Радиант» пришел да к ним с дядей Мишей подсел.
Заяц горестно вздохнул и покачал головой.
Смычок не слишком любил врать близким, но хоронить их любил еще меньше. Узнав правду, Заяц, горячий да глупый, вполне мог отправиться в Бердск искать пропавшего отца, да там и погибнуть. Костя-то с потерей давно смирился – скольких Зона проглотила, и не сосчитать! – а вот Генка наверняка где-то в глубине души верит, что папа все еще жив и просто не может вернуться. Что его в Зоне держит, почему, и как он умудрился не помереть там до сих пор – все эти вопросы не по адресу. Вера, надежда, любовь. Три сестры, губительные для двадцатилетнего парня, которому жуть как не хочется мириться с утратой отца.
– А что, если он просто нас бросил? – отвернувшись от Смычка, неожиданно произнес Гена.
– Ты, я погляжу, тоже налакался? – Костя окинул племянника хмурым взглядом. – Раз такую чепуху несешь? С чего бы ему вас бросать? Он, можно сказать, только ради вас с матерью жил, а ты говоришь – «бросил»!
– Не знаю я уже просто что и думать, – выдавил Гена, затравленно посмотрев на дядю. – Неизвестность сплошная, бесит…
– Неизвестность… А ты думаешь, почему сталкеров не хоронят? – мрачно усмехнулся Смычок. – Потому что иной раз и хоронить нечего. Перемелет тебя в кровавый фарш «мясорубка» или в «духовке» спечешься – что тогда в гроб класть? Потому-то и не принято в Зону за мертвецами ходить – мало что не сыщешь, так еще сам, как пить дать, загнешься…
На том они затихли и до самого дома Смычка хранили молчание.
– Ну вот и пришли, – откашлявшись, сказал Костя и, положив руку Зайцеву на плечо, сказал наставительно: – Мой тебе совет, племяш: живи настоящим. А прошлое – оно само тебя всегда настигнет, если судьбой так… если судьба, в общем. Ладно. Бывай.
Подмигнув Гене на прощание, Смычок развернулся и потопал к подъезду.
Однако на душе было погано. Шагая вверх по лестнице, сталкер раз за разом прокручивал в голове странное предположение Зайца: «А что, если он просто нас бросил?» Смычку подобная версия, честно говоря, даже в голову не приходила, но теперь он невольно задумался: а мог ли Колотушка в самом деле так поступить?